Меню
16+

Сетевое издание "ELANSKIE-VESTI" (Еланские вести)

25.08.2020 13:32 Вторник
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!

«Культура малой родины – во всем многообразии» Все словно соткано из солнечных лучей О творчестве скульптора-флориста Виктора Ростокина

Сегодня «Еланские вести» открывают читателю еще одну грань творчества поэта и прозаика Виктора Ростокина — самобытный талант скульптора-флориста, живущего в непосредственной близости с деревенской околицей, с лесом, создающего свои уникальные творения из природного материала. Лесные скульптуры уютно обитают в его квартире. Порой отправляются в дорогу, дабы «показать себя». Они выставлялись в Москве, Суздале, Волгограде… А в марте этого года выставка прошла и в редакции нашей районной газеты.

Поэтической гармонией линий, разнообразием сюжетов поражают взор ростокинские фигурки. И все словно сотканы из солнечных лучей! Вглядываясь в них, замечаешь, как обострено чувство восприимчивости прекрасного, как внимателен взгляд художника, превращающего изгиб ветки музыку. Столько лиризма, волшебства, доброты, как неожиданно творческое решение! 

Как рождается чудо творчества? Об этом очерк Виктора Ростокина.

Из лешьей котомки

«Тянуло рукой прикоснуться…»

Солнце над левадой пушистое, мягкое. Снег — как туман. И почти не ощутим мороз. А углубился в лес — льдисто закололо щеки. Звучней захрустело под ногами.

Мое внимание обратил на себя наклонившийся над полыньей дуб: он весь куделисто мохнатый от инея. Все остальные деревья менее заснеженные, тонко и прозрачно присыпаны морозной пылью. Кажется, вот-вот и они рассыплются, превратившись в звездный сугроб. Подгнивший вяз упал и перегородил дорогу, она в этом месте изогнулась подковообразно. Я легонько толкнул березку, и над головой закружилась веселая пурга снежинок с лучистыми вкраплениями остатних листьев.

Взору открывались все новые и новые явления, картинки. Одни из них запоминались, другие неуловимо ускользали. От накопленных впечатлений могли бы родиться стихи, лирическая миниатюра. Но мой душевный настрой был иным: тянуло рукой прикоснуться к стволу, к ветке, внимательнее вглядеться в них, ощутить, слиться... Стреловидные, волнистые, пересекающиеся, падающие, взмывающие. Что несут в себе они? Что обещают? Удивительная тайна кружевных сплетений, разветвлений, изгибов! Сплошь и рядом «отклонения от привычных норм». Вот одна паклена гибкой веткой обвила другую, будто обняла. Любящие сестры? На опушке два клена потянулись друг к другу и срослись (приметны на коре рубцы). Зачем? Порознь было труднее выстоять? Насквозь проткнула крушина ясень и сама же засохла... Блуждал я, колесил, то в диво впадал, то задумчиво угрюмился. Недра крон... недра корней... Чье подобие сокрыто, чей лик в них брезжил? Как это разгадать? В странно-тревожно-ждущем неведении пребывала душа...

А дальше — творчество

Зимняя оттепель. Даже морось. И липнувшие к сапогам блеклые листья. В пустом овражке я разжег костер. Согрелся, попил чай с шиповником. Огонь медленно сникал, оседал на головешки. И тут я увидел «коня»... Бересклетиной извлек его из жара. «Конь» сильно обгорел, но остались в последнем порыве вскинутая голова и упруго вытянутые передние ноги. Мне и раньше попадались корни и сучья, очертаниями напоминающие что-то живое. Но они особо не заинтересовывали — мелькнут, заворожат на мгновение и пропадут. А «Конь» в костре... Он настолько показался одушевленным, борющимся со своей бедой, что мне даже послышался его надсадный храп. Я взял его и принес домой. «Конь с огненной гривой» в полном смысле слова вырвал меня из замкнутого круга оцепенения, неясных блужданий и вынес на простор счастливого вдохновения. Первое время я стеснялся тащить в дом на виду у всех лесные находки. Ни на дрова, ни на что другое в хозяйстве не пригодное... Чудак, мол, какой-то! Так могли подумать люди. И я оставлял их на краю леса, а потемну приходил за ними. Позже моя неловкость пропала.

Преднамеренная вылазка, обычная прогулка, попутная тропинка... Одинаково. Как ни назови. Разница лишь в одном: когда как повезет. Неисповедимы эти пути. И полны всяческих неожиданностей: приятных, удручающих, печально-обидных. Помню, привела меня удача к «Кувшину»: на пакленовом стволе увидел я грушевидный нарост с вросшей в него веткой, словно изящная ручка. Может, еще что-то любопытное поблизости есть? Походил. И... потерял «кувшин»! Да, не все, далеко не все лежало на виду, на удобных местах, где, как говорится, стоит только руку протянуть и взять. На макушке вяза узрел я нечто похожее на клубок пчелиного роя. Догадался: кап! Не в силах остановиться, полез по стволу... А бывает, от оголившегося над кручей корня, уподобившись альпинисту, зависнув на одной руке, в неудобной позе отпиливаю приглянувшийся кусок...

Или еще. Купался я однажды в омуте. Ногами ощутил распластанный на дне корень. Неведомо какой породы росло здесь, у берегового среза, дерево, которое когда-то ниже комля сломала и унесла льдина. И вот теперь оно там, подо мной, отяжелевшее от времени и воды. Вроде — давно мертвое, а вроде — нет. Сквозь толщу прозрачной воды играющая зыбь отраженными полосками обволакивала и соскальзывала с мускулистых ответвлений, как бы оживляя их. Я стал нырять и пилить... Нырять и пилить... Ножовка вязла в сырой разбухшей древесине. То и дело я появлялся на поверхности, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но не одолел. Разгоряченный, расстроенный пришел домой. Жена, узнав о моей «подводной работе», видимо, больше из жалости, осторожно стала отговаривать: «Стоит ли дело того?» «Стоит!» сказал я. К вечеру следующего дня, набив в волосы донного песка, дрожа от слабости и озноба, как русалку, вынес я на травяной взлобок большой светло-коричневый корень.

Самая «урожайная» пора добывания материала — это когда на деревьях и кустах не останется листьев, когда пожухнут купыри, лопухи, крапива и обнажатся уремные пади, буераки, проталины, когда мороз скует грязь, наведет ледяные мосты через затоны, озера и реку и можно будет добраться до любой пойменной рощи, до самого заветного уголка.

Сразу уяснил: негоже абы чего подбирать под ногами. В конце концов, квартира может превратиться в дровяной склад. Вот побывал я как-то дома у знакомого поэта. На журнальном столе увидел нечто рогатое, бессмысленное... «Оригинальный подсвечник!» — похвалился он. Купил на рынке. Я не стал омрачать его радость. Но вот что удивительно: человек, душой и разумом проникающий «в сложную материю жизни», обманулся, клюнул на обыкновенную халтуру, безделушку, сработанную ремесленником, который под корень спилил первый попавшийся лесной куст, наскоро обкорнал его, густо покрасил морилкой, покрыл лаком, и — «оригинальный» подсвечник готов! Вот откуда истоки унизительного определения: поделки... Все равно, как «подделки». «Лесные сувениры», «Фантазия и причуды природы»... Знакомо и незнакомо. Привычно и непривычно. Причуды-то причудами, а коль в голове ветер гуляет, а душа — льдинка, то уродливая коряга, в лучшем случае, превратится в пресловутого дракона. Помню, на одной из выставок ко мне подошла группа людей. Мужчина с бородой (видимо, руководитель) обратился: «Целый воз набрали корней и сучьев, а дальше — никак!» А дальше что... дальше — творчество, художество должно последовать!

Свои лесные находки я размещаю в подвальном помещении. И время от времени вглядываюсь в них, изучаю, ищу тот единственный оригинальный смысл, идею, образ, что сделает из них художественное произведение. Отнюдь не всегда удается найти правильное, удачное перевоплощение. И тогда — сомнения, огорчения, досадная расплата за поспешность: еще одна заготовка загублена!

Древесный «слепок» является удобным сырьем для изготовления фигурок, которые заключены в неровных формах и которую необходимо извлечь на свет божий, раскрепостить, вдохнуть жизнь. Фигурка должна стать явлением, если хотите, стихом, балладой, поэмой. В каждую из лесных скульптур я вложил недели, месяцы кропотливого, напряженного труда, в котором всего поровну: и волнений, и соленого пота, и улыбнувшегося счастья.

Смотрю до тех пор, пока не увижу…

В детстве я мог часами смотреть, как у гати плотники ладили побитый половодьем мост, как они в хуторской плотницкой делали арбы, кадушки, грабли, пахнущие поляной, ручьем, сенокосом. Радовали живой, солнечный свет стружки, прохладная упругость струганной древесины. Я сам сколотил скворечник, залатал в воротах дырку, сделал косье и скалку. Из обрезков выстругал домики, церквушку, деревья, птиц, домашних животных. Все разложил на подоконнике: маленькая деревенька! Пытливость ума, наблюдательность... Они неугомонные. И с годами они углублялись, расширялись, обострялись.

С горбылей слетела кора, обнажились узоры червоточины. Прикинул на глаз, отпилил, повозился с ножом и цветными карандашами. Миниатюрные офорты назвал «Табун, скачущий встречь солнцу», «Слепой дождь», «У родника».

Под руку попался липовый окомелек. Ковырнул стамеской — мягкий, податливый. Увлекся... И непроизвольно, сам того не предполагая, вырезал скульптурный автопортрет.

На вырубке трактор гусеницами вывернул из дерна корень. Чем-то он мне приглянулся. Целиком притащил домой. Стал присматриваться, примериваться. Но ничего путного не находил. Уже совсем разочаровался. Разгадка пришла в тот момент, когда я, охладев, с обидой и злостью стал ножовкой кромсать корень, чтобы сжечь в титане. Тут и отпал тот бесценный кусочек, который потом превратился во «Взлетающего лебедя».

Мне нередко говорят: «Ты, наверно, своих «журавликов» ошпариваешь кипятком, а потом гнешь им ноги и клювы, добиваясь желанной позы». Нет, не сгибаю, не склеиваю, не комбинирую. Просто смотрю до тех пор, пока не увижу.

Когда творческий процесс над деревянной миниатюрой близится к завершению, малейшая неосторожность, неловкость непоправимы. В эти минуты являешь наивысшую сосредоточенность, внимание слуха, зрения и души. Как хочется суметь! Как надо быть хладнокровным! Дышать боишься. Сейчас… вот сейчас... и «журавлик», пружиниcтo oтолқнувшись от моей ладони, взмахнет крыльями и полетит.

Самое главное в творчестве — внутренняя потребность художественного самовыражения. Остальное — аспекты практического свойства, они накапливаются, формируются, совершенствуются сами по себе. Я, к примеру, сырой корень стараюсь обрабатывать без промедлений (высохнет — замучаешься!). Особо не прельщаюсь лакировкой. А чтобы проверить, пойдет или не пойдет блестящее покрытие, окунаю фигурку в воду. И пока она мокрая, примериваюсь глазом. Не все окрашиваю. Ведь сама по себе – в первородном, естественном виде древесина — настоящая красота! На цвет она самая разная. Крушина, ольха, корень вишни и ясеня равнозначны густому огню августовской зари; ствол сухой яблони, дубовый сук имеют глубокий цвет поздней пожни; березовый кап – будто струящийся пар зяблевой вспашки. Взор ласкают теплые, плавные прожилки, кружки от сучьев, как впечатанные золотые монеты.

«...Подымают над грешной землей»

Сколько скульптур я сотворил? Ой, много. Сотворил да ими одарил весь белый свет. Куда ни пойду — везде слышу благодарное: «...В непогоду рядом с ними покойно и тепло», «...Врачуют задыхающуюся душу», «...Подымают над грешной землей».

…Добрый, мудрый дух лесной – леший — знает меня давно. И любит. И ждет. А приду в дебри — его владения — радостно караулит поблизости приветным, одобряющим зраком. Да неслышно могутится, шелестит, шуршит, из травяной котомки роняет, разбрасывает для меня деревянные чудо-фигурки.

Прохладна и радужна трава. Ласков голос воды. Я в кругу деревьев и неиссякаемых тайн...

В. РОСТОКИН,

член Союза писателей России.

р. п. Елань.

Подготовила С. Полетаева.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.

5